Луч света в тёмном автобусе - Алексей Александрович Шепелёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот случай и нашёлся – как специально для этого! Убогую какую-нибудь брошюрку, тонколистную, с деревенским дизайном с мелкими цветными фотками, обтекаемыми рябящим текстом, принцессе-модели не преподнесёшь. Сразу видно: фуфло эта премия, а уж региональный её представитель… А эту – почитай из чистого листового серебра – хоть королеве Швеции! Уж Catherine-то Pilippas знает толк в изящных приглашениях – на светские рауты, креативные корпоративы, на морские вечеринки с танцами на частных яхтах!
Катя явно оценила полиграфию (спасибо, отцы-потёмкинцы, не зря вы старались!), заулыбалась, щурясь в картонку… Я в быстром темпе обрисовал масштабы строящейся литературной империи «по всей стране и на местах» и закруглил собственными выводами, что иностранцев там особенно любят и жалуют, поэтому я бы весьма ей советовал послать туда свои «Мемуары». Можно сразу вот на этот адрес (конечно, буклет можешь взять, это тебе!), а можно мне – так шансов будет больше (враньё, по сути), и лучше тебе или нам вместе кое-что ещё подредактировать…
Например, добавить название и имя автора. Элементарно: первый шаг от графомана к писателю – когда работа подписана и озаглавлена. Название можно придумать повычурнее, такое ивентно-венчурное… А фамилии автора, в её случае, наверное, будет уже достаточно для шорт-листа и последующей бубликации. Там в Москве ведь не дятлы сидят, если им придёт рукопись, подписанная Milla Jovovich, не сочтут ведь, что это проба пера простой сербской девчушки (хотя по содержанию можно так и подумать, но и оно тогда засияет всеми красками что твой буклет!). Тут и Золушка, и тыква – пусть не самого пока глобал-макси размера – зато всё настоящее. Хотя, конечно, про «безумный мир моды» в мемуарах и впрямь почитай ноль, и так и хочется продлить их – на эти последние два года уже-впарижские…
А упа-йога, вы скажете, это что – не культура, не духовность? А весь этот красивый, как мандала из разноцветных песочков, Нью-Эйдж? Понимает ли она, что в этом «универсальном» движении, как в соответствующей индийско-эйджевской лавке, развешены и выставлены бирюльки и благовония, дабы сокрыть убожество ума и запашок угасающей души. Но лавка – это лавка, бюджетный вариант для неимущих, даже не афиша БГ на гаражах рядом с «Чищу ауру. Сниму порчу» и не бесплатный массаж в нагрузку с рекламой. Виртуальная лавка, портал – практически то же самое; а таким, как Катя, нужны поездки в ашрамы и на ретриты, по всему «древнему» миру… Внешне надо весь мир обкатать, а внутри «сознание пробудить» – расшатать. И главное, всё это за деньги, но вполне бюджетно.
Перейдя на литературу, я всё боялся, что она вдруг брякнет самый глупый из вопросов: «А что сегодня популярно?» Да ещё «популярно в России»! Тут уж камня на камне бы не осталось, и сияющая Катя бы не помогла.
Ведь видела же она, думал я, не могла не видеть, когда на миг входила в ту комнату, что там не Уэлш и Пелевин валяются раскрытые, а на телевизоре аккуратно стопкой сложены – специально для неё, скошенными корешками с крупношрифтовым блеском фамилий! – НИЦШЕ, ЮНГ, ФРОММ, да ещё протопоп Аввакум с Р. Фейнманом и Б. Расселом… Не сказать, что я прямо зачитываюсь: холод и голод требуют борьбы и суеты, насущно требуется, а то и хочется выпить… А пока добудешь и выпьешь… В общем, утром с бодунища, всё в тех же кондициях, что и хотел избегнуть, страничка-другая Ницше или Хайдеггера – самое то.
(Меня, впрочем, тоже не особо впечатлил её профсписок – или виш-лист? – в коротких, но искрящихся оговорках: Иеремия энтот Скотт, Гоша какой-то Рябушинский… Рубчинский, «А-шиш?», видишь ли, индийский и прочая. Это потом уже посмотрел.)
«…А вот Бегбедер – ты его знаешь – я его видела, общалась…» – после каждой фразы так и представляю её триггер-зачин, но она как будто тоже читает во взгляде мои мысли и хитро молчит.
Нью-Эйджи сии да Бёрнинг Мэны – для креативных всё работников, а не для тех, кто корректором не может устроиться за три бутылки водки, семь буханок хлеба и четыре пачки чая в месяц. Но на работе работать – это в любом и буквальном смысле шоры, чтоб не видеть того, что в прошлом происходит или в будущем, не вычитывать, что об этом всём уже думали-передумали…
– А сам ты сейчас что-то пишешь? – всё же испросила она под финал.
Я невольно вздрогнул, хотя, конечно, очень ждал вопроса. «Под финал» – она уже явно взялась за телефон (до этого, надо отдать должное, вообще ни-ни!), и раздумывает наверно, воспользоваться ли туалетом…
Забегаю вперёд с ответом и на второй вопрос. Она ведь читала мой первый роман – о тех же метапьющих архимаргиналах да про anal lesbians – крэш трэш, короче.
– Ну, я пишу сейчас… некое социологическое исследование… – начал я врать как Райкин, – как социум влияет на индивида, что всё обусловлено социальными связями, неким… лингвосоциальным давлением… Даже сами понятия «социум» и «индивид»… в общем…
– В общем, как раньше? «Что бы в зад засунуть?!» – как там было? – «Оу, е-а!»… – отшутилась всё же Катя, вставая.
Резкая, неожиданным «после всего» хуком, шуточка, но мне понравилось. Когда она смеётся, а не просто улыбается, нос её морщится по-детски. Вот она прежняя – едкая, насмешливая.
Не помню, ответил ли я, что «ну, теперь это подразумевается между строк», или не успел, или она всё равно не стала слушать, – не помню.
Санузел всё же обошла (хотя в начале встречи она и туда заглянула – просто взглянуть).
И читала она ведь тогда не книгу – распечатку, рукопись – какое благо, что не было в те времена теперешней возможностей мгновенно распространять картинки, тексты, треки, видео! Просто чувак что-то накатал. И накатал такое… что в лучшем случае родители бы её пришибли. А автора и подавно.
…Когда через месяц она опять явилась, повела меня на остров, и там, на грязном речном песке под дарящим местный «серый» загар тамбовским солнцем, закатав до колен серые джинсики, объявила, что уезжает. Как в советской комедии про Афоню (героиня там, кстати, тоже Катя) звучит на танцах сначала песня «Солнечный остров», а потом сразу «Напишу свои я мемуары…».
Скрестились два луча – на миг случайный, и сразу их развели по разные стороны мироздания. «Случайно», «неслучайно» – что за категории! Laura idealis – лишь отблеск вселенского света в твоей же душе.
15.
Всё, уходит. Я спешно кидаюсь подать курточку, понимая, что как только она её накинет и вжикнет зип – всё, обратного хода не будет! «Провожать не надо», – как пить дать произнесёт она, как будто проём двери за собой заклеив danger-лентой, и быстро бесшумно смоется, я услышу лишь задолбавшее это громыхание раздолбанного лифта.
Пустые фразы и улыбки, но – она уходит! Похмельный демон так и стучится, лезет, вламывается в сознание – проигрывается одна и та же ситуация. Сейчас она…
Как ни неестественно долго длится переминание это в предбаннике (то ли свитер всё же с шерстяной нитью, то ли она и вправду столь теплокровна, не то что мерзлячка Анютинка), осторожное с резкой подтяжкой в конце «зипп!» всё же звучит.
Ys or No – меня пронзает молния выбора. В мгновенье я отлично понимаю-представляю, что единственный опрометчивый шанс – прямо в этот миг – тут и сейчас! – рухнуть на колени и, хватая её ноги, как вдруг вцепляется в прохожего сбрендивший клошар на улице… Отшвырнёт – как я дядь Колю! – пусть! Не привыкать, я вышвырнут и так кругом – не этого боюсь. «Ну, Лёх, не надо этого, пожалуйста», – так вежливо молвит – хотя бы сильтепле! – стерпев малоприличные объятья с ляжками. Нежно «ручки», как прищепки, пальчиками сбросив. А я – не остановлюсь, конечно! И тут уж мне реально плюнут, долбанут айфоном или дадут коленкой зуботычину. А я… Но боюсь я даже не этого… не привычного насилия – на это я, конечно, не способен; не драки в коридоре – хотя и хочется…
«Помню» я, конечно, и могу вот даже вполне осознано его сформулировать – некое внутреннее правило… Не сказать,
